Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваше величество, оттуда вкусно пахло, я и зашла…
Мира теперь сама осознала, как абсурдно это звучит. Они переглянулись – и оба рассмеялись.
– О, миледи, вы прирожденная Янмэй! Умеете найти подход к простому люду!
– Последним временем я много упражнялась в этом. Ваше величество даже не представляет…
– Вы наладили контакт с солдатами?
– Я пила косуху с пехотинцами в Уэймаре.
– А с ремесленниками?
– Мои друзья – часовщик-каторжник и похоронный мастер.
– Не забыли и о низах общества?
– Однажды я заблудилась в подземелье, в самом низу. Там такое изысканное общество!..
– Как на счет духовенства? Мудрый правитель должен вкладывать в развитие церкви.
– Старшие сестры в монастыре раз десять отнимали мой обед. Так что я сделала вклад в духовенство в самом прямом смысле слова.
– А просвещение, миледи? Занимались ли вы им?
– Учила служанку стричься и писать свое имя…
Мира осеклась.
– Ее звали Линдси, ваше величество. Это очень грустная история, и я должна вам рассказать.
Сбиваясь и путаясь по началу, но все больше обретая твердость, она поведала о событиях в Уэймаре. Сперва владыка недоумевал, почему она беспокоит его слух историей какой-то горничной, однако, надо отдать ему должное, не перебивал рассказа. Но когда Мира описала преступления Мартина Шейланда и самую суть его экспериментов, Адриан был потрясен. Он сказал, что немедленно по окончании войны учинит следствие. С большим вниманием Адриан уточнил каждую деталь, в особенности: как долго велись страшные опыты, верил ли Мартин в будущий успех, и как связана с делом чета Шейландов? Мира ответила, что эксперименты идут уже два года, а число жертв превысило тридцать; что Мартин и Аптекарь были глубоко убеждены в своей правоте, хотя причиною тому явилась, скорее, душевная болезнь, чем трезвое рассуждение. На последний вопрос она сказала:
– Я подозреваю, что Эрвин Ориджин и Виттор Шейланд каким-то образом замешаны в опытах Мартина, хотя доказательств тому не имею, всего лишь слышу голос интуиции. О леди Ионе с уверенностью могу сказать: она ничего не знала.
Тут же Мира запальчиво добавила:
– Ваше величество, я прошу вас о милосердии для леди Ионы! Все время она помогала мятежу, однако она – благородный и светлый человек, в ее душе нет грязи. И она так любит брата, что гибель Эрвина уже станет жутчайшей пыткой для Ионы. Помилуйте ее, владыка. Это выгодно и в политическом смысле: Север скорее успокоится и примет вашу победу, если оставите в живых хоть одного Ориджина.
– Стало быть, вы ходатайствуете за нее?
Мира хотела ответить, но осеклась. Вспомнила, что и сама находится под обвинением. Какое право она имеет просить о чем-либо?..
– Ваше величество, – сказала Мира, – вы говорили со мною слишком милостиво и приязненно, и я, по легкомыслию своему, забылась. Но мое положение перед законом, очевидно, мало отличается от положения леди Ионы. Потому не могу не спросить, ваше величество: зачем вы вызвали меня? Объявить ли приговор, выслушать ли мои оправдания?..
Адриан позволил искоркам теплоты вспыхнуть в уголках темных глаз.
– Вы мне симпатичны, миледи, потому и позвал. Вы смеетесь тогда же, когда и я. Вам легче даются беседы о стратегии, чем о чувствах. Вы тщеславны и скромны в одночасье: знаете, что достойны очень многого, но из скромности берете очень мало. И вы из тех существ, над коими боги, создавая мир, трудились с особенной любовью: вы – умная женщина, миледи.
Последовала пауза.
– А что до оправданий… Вы же знаете аргументы, доказывающие вашу невиновность?
– Двенадцать, ваше величество.
– Забудьте их. Не унижайте себя произнесением вслух. Просто знайте, что я вам верю.
Что сказать после такого? Что?.. Все окажется ничтожным, мизерным. Все прочее неважно, ведь сказанных слов уже хватает с лихвой для счастья!
– Хотите спросить о чем-нибудь, миледи?
Ни малейшего желания. Было так светло, что хотелось просто молча дышать этим светом.
– Ни о чем?.. – удивился Адриан.
– Что мне сделать для вас?
– Я надеялся, вы отправитесь со мною в столицу. Не первым поездом, конечно, а в безопасности, вместе с основными войсками.
– Почту за счастье, ваше величество.
Кем я буду при дворе?.. Этот вопрос возник на языке и тут же улетел прочь. Неважно, кем. Нагло и дерзко – мечтать о короне… Да и зачем она? Счастье – просто быть во дворце, возле Адриана. В любой роли.
Но внезапно на ум пришло другое – единственное, что показалось важным. Хотелось знать, что Адриан – лучший человек на свете, без единого пятнышка на совести. Мира и так в это верила, но слишком большой хор голосов обвинял его, а он и не думал оправдываться. Она знала, почему. Она и сама бы не оправдывалась… Но все же, хоть слово в защиту «тирана и деспота». Хоть одно слово из его уст, что перевесит все громкие речи северян!
– Ваше величество, позвольте мне очень дерзкий вопрос…
– Какой угодно, миледи.
– Вы же ничем не навредили Дому Ориджин?
Он усмехнулся:
– Ничем, миледи. Россказни Эрвина о Запределье – простая клевета.
– Благодарю, ваше величество. Мне очень нужно было это услышать. А Эвергард? Ведь у вас были веские причины так поступить?
– Конечно, миледи.
– Задавить в зародыше бунт Айдена Альмера? Не дать ему соединиться с Ориджином?
– Да, миледи.
– Вы остановили войну в Альмере малой кровью? Персты Вильгельма – меньшее из зол?
– Как видите, вы сами все понимаете.
Но вдруг…
Она услышала в его голосе нечто такое… дворцовое. Малая нотка фальши, почти незаметная. Но в нынешнем царстве искренности она была единственной, и потому резанула слух.
– Простите, ваше величество.
– За что? – удивился Адриан. – Я же позволил задавать любые вопросы.
– Я глупа и самонадеянна, что рассчитываю на полное доверие. Это дерзко, нагло с моей стороны. Кто я, чтобы вы полностью мне верили? Простите меня, ваше величество.
Владыка свел брови.
– Вы считаете, я солгал вам? Об Эвергарде?..
Она не считала, и не думала, и не полагала – ни один из этих глаголов-полумер. Она точно знала, что Адриан солгал об Эвергарде.
– Нет, ваше величество. Я верю каждому вашему слову.
– Вы сомневаетесь.
– Но я избавлюсь от сомнений, клянусь. Раз вы сказали – значит, это истина для меня, и иной быть не может. Мой долг – верить, ваше величество!